Случайный человек

То стихами говорю, то туп, как бревно.

Наверное, самое худшее во всём том, что мной написано, так это то, что всё это лишено какой-либо эмоциональной основы. Мёртвые буквы. Имитация смыслов и чувств. Имитация жизни человека, который делится своими мыслями.

Мы молоды. У нас есть время, возможности, красота, здоровье. Нам хорошо. Мы вроде бы счастливы: улыбаемся на фотографиях, пытаемся быть милыми и приятными... Отвергнутым же быть не хочет никто. Это, казалось бы, не удивительно, но и потому мне всё это кажется обманом, что итоги и цели одни и те же: приводящие лишь к самоудовлетворению. Мне это тоже присуще, но в то же время я освобождаюсь от ложного счастья и ложных улыбок, ложных ощущений, ложного смысла жизни, — эдакая борьба молодого мужчины с его слабостями ради разумности, очищения, стремления к некой праведности и возвышения над собственными страстями.

С каких же это пор, начитавшись каких-то книжек, человек начинает полагать, что ему становится доступным понимание того, скажем, как устроена государственность? Разве если я прочту книгу или посмотрю фильм, к примеру, про космос, то смогу ли я в действительности понять, что такое космонавтика или космос вообще? Без конкретного опыта это всегда будет только образ и фантазия в наших головах.

Всё живое, от растения до человека, желает себе места под солнцем. И за это место, по закону природы, идёт беспощадная борьба не на жизнь, а на смерть.

В последнее время я часто говорю надуманное и пустое. Мне даже не нужно особо напрягать себя как-то, чтобы нести любую чушь и выдавать её в удобочитаемой манере, — обычное паразитирование в умах тех, кто это читает. Человек в этом деле действительно царь всех зверей, но в частности — паразитов. Кто как не он перестроил весь мир в свою угоду и сосёт из него соки? Как раковая опухоль разрастается по всей планете, как зараза, как бич. Даже себе подобных эксплуатирует насильно, и не только ради собственного удовольствия; само же понятие удовольствия в таком случае должно стать синонимом чего-то противного и губительного.

Покажите мне того, кто не менял своего мнения. Какие обещания человек может вообще сдержать? Это не то существо, которое на такое способно, потому что слишком импульсивное оно и пресмыкаться — его удел. Сама жизнь предполагает отсутствие такой возможности, как и не обещала она нашего появления, для неё мы просто выкидыш. Но обещает лишь следствие этой причины — смерть. Однако кого утешит то, что смерть — это единственное, что способно сдержать своё обещание в этом мире.

В природе животные часто рычат и кусаются при соитии. О некоторых видах насекомых я вообще молчу. Человек же научился получать от этого удовольствие, и прибегает даже к осознанному насилию ради этого удовольствия. Воистину, нет хуже зверя на планете.

Человек красив только тогда, когда он молчит. Однако всю жизнь он только и делает, что говорит и пишет, помногу и без толку, от безысходности. Наверное, только появление трупных пятен на наших мёртвых телах будет свидетельствовать достигнутому безмолвию. Правда, вряд ли это уже сможет кого-нибудь преобразить.

Нынешнее время столь противно, ведь не осталось такого дела в мире, которое не было бы ещё лишено искренности и душевности и не стало местом торговли. Весь мой идеализм, вселяющий надежды, постоянно утопает перед всеми этими деньгами, которые указывают мне на то, ради чего мне приходится что-то делать.

Каждая песчинка желает занимать своё место, как и желает оставить след о себе в этом мире, который она должна рано или поздно покинуть; так же как и все мысли человеческие, вдоль и поперёк противоречащие друг другу, но создающие слепок общего человеческого мышления на память неизвестно кому, разве что собственному желанию получить вознаграждение, вещественное или духовное.

Простая логика указывает на то, что нас манит непроглядный горизонт неизвестного. Однако она же указывает и на то, что не может быть известно о неизвестном, о чём-то не раскрывающемся в своей сути вообще. Нам недоступна способность познавать более того, что в нас уже заложено, это вне нашей природной досягаемости. Потому все наши умственные потуги — это дела, лишённые оснований. Отсюда нам известно это глубокое ощущение бессмысленности происходящего, которое мы безуспешно пытаемся заполнить своими абстрактными размышлениями. Но ничего из того не стоит внимания, что лежит в пространстве этих раздумий и вещей, потому что всё то, что может быть познано, не должно вызывать в нас интереса и не может более быть притягательным. Так же как и то, что уже познано, перестаёт иметь значение.

Философом сегодня себя называет любой, кто хоть раз восхитился своей мыслью; но ведь это просто самохвальство, а не любовь к мудрости.

Важные вопросы остались позади. Теперь всякие мысли просто записываются, ни о чём не говорящие и ни к чему не приводящие, — обычный информационный мусор и формализм, неинтересный даже мне самому. Ни писательство, ни музыка, ни науки, ни что-либо ещё, к чему я прикасался, не смогли дать мне возможность воплотить свои необъятные амбиции. Тот странный идеализм ведёт меня, видимо, по жизни потому, что в суровость дней я так и не был погружен целиком ни разу, потому-то и нахожу пустоту во всём, а ведь та полнота жизни находится в элементарном выживании.

Я устал и я спокоен. Что будет дальше — мне неведомо. Но я знаю, что мне бывало хорошо.

Я отказался от собственной жизни, выбросил себя на её обочину, потому что не хочу делать того же с другими, ведь так всегда происходит: либо мы занимаем место властителя, сталкивая всех со своего пути в овраг, а остальным вменяем служение собственным интересам, либо сами становимся подчинёнными, униженными, обделёнными. Мне верится, что лучше быть опорой, а не препятствием, и что приносить себя в жертву есть высшее благо, потому я сам не хочу властвовать ни над кем, а наоборот, отдаю себя на пользование другим добровольно, лишь бы не быть эксплуататором самому, не эксплуатировать других — кто имеет нужду, стремление, мечту и желание, кто имеет тягу к жизни, к любви. Да, я тоже это отчасти имею, но мне кажется, что другим это нужно более, чем мне. И чтобы не кривить душой, я также допускаю, что это может являться лишь жалким оправданием с моей стороны перед ответственностью за собственную жизнь или, проще говоря, избеганием реальности, эскапизмом, выдаваемым за благородную миссию.

Жаль, что чаще люди делают что-то ради собственных выгод, а не ради какой-то высшей идеи.

Ежели помыслы наши нечисты, то не сможем убедить ни себя, ни других в том, что мы на стороне добра.

Мне виделась некая истина, и я не мог её оспорить никак. Я соглашался с ней, и мне было хорошо от этого.

Устать от мыслей — это лишь полдела. Куда больше изматывает необходимость принять решение. Вот он, сущий мучитель.

Ну и где теперь все те шуты, что били в бубны свои ради лёгкой жизни? Да к справедливости взывают, к милосердию, потому что настало время их расплаты.

Мне тяжело приближаться к своему настоящему. Мне всегда нужно быть в стороне от него. Пугающее для меня слишком, тяжкое... Кажется, что раздавит сразу же, как только войду обратно в то самое, настоящее.

Я, если честно, музыку не очень люблю. Вернее было бы сказать, что моя любимая музыка — это тишина.

Мне с людьми сложны любые отношения, потому что чувствую за собой ответственность перед каждым большую, но не тяготящую, а весьма тонкую и хрупкую, которую очень не хочу нарушить. Тем не менее, как бы ни хотел и ни пытался, всё-таки оступаюсь в каких-то моментах, после чего незамедлительно отдаляюсь в своё одиночество. Наедине я чувствую себя спокойно; там я зрею, а затем выхожу обратно, к людям, чтобы отдать все свои лучшие духовные плоды, которые назрели во мне за то время, проведённое в одиночестве; а раздав их, очень быстро опустошаюсь и уничтожаюсь. Оттого снова и снова нуждаюсь в одиночестве, где мне нужно укрыться ото всего, чтобы вновь собрать себя по крупицам в нечто целое и хорошее.

Раньше я надеялся и мне так действительно казалось, что в отношениях между людьми существует некая магия, подкреплённая чем-то красивым, идейным, возвышенным... А оказалось, что всё сводится к банальному быту, где всё жадно покупается да продаётся — и лишь с одной целью: чтобы раздобыть себе какую-нибудь личную прибыль или выгоду, ведущую только к отупению и ожирению.

Свобода — это то, что предшествуют и опережает наше понимание того, что такое свобода и чему мы придаём значение: все те движимые факторы жизни, внутренние порывы и исход мыслей. Потому-то и есть законы, чтобы свобода могла обретать форму, а не была произвольной, поддаваясь беззаконию хаоса. Для человека это оказывается жизненным путём, который он выбирает и по которому ему приходится идти. Но что является для него оптимальным или наилучшим выбором из всех ему известных или ещё неизвестных путей? Часто ведь бывает именно так, что человек злоупотребляет свободой, той “сырой” свободой, что в итоге заблуждается по жизни, вместо того чтобы понять, для чего это ему дано, как жить и как правильно распоряжаться собственной свободой — не просто по велению тела, например, но и по велению разума, высших понятий или же просто существенных аргументов, что в своём общем виде представляет собой некий свод правил, личную, внутреннюю душевную конституцию, каковой является мораль, но и также именно дух

Женщина часто является лишь материалом для мужчины, из которого он создаёт свой предмет восхищения и свою послушницу.

Доверие, подкреплённое официальной бумажкой, говорит о недоверии.

Мне кажется, что нужно слушать простой народ и что именно простой народ должен говорить, а не все эти светские лбы, которые только и делают, что болтают без умолку, не производя ничего полезного взамен. Большая правда скрывается в устах народа — она всегда прямее и глубже, чем у любого красноречивого аристократа или госслужащего и прочих любителей посидеть на шее у этого самого народа.