Наука дело полезное, конечно же, да только сколь ничтожны те крупицы знаний, которые она добывает. Человеку ведомо малое; а самое большее, что ему дано познать, так это самого себя, где есть ответы более фундаментальные, чем все те измерения да открытия, сделанные волей случая и естественным ходом вещей, что есть не что иное, как просто опыт, накопленный человеческой цивилизацией, а не как нам кажется — гениальность ума человеческого, творящего прогресс на земле. Стало быть, что восхваление и превозношение науки есть явление заносчивое, которое выглядит как глупое зазнайство, ведь если бы действительно люди думали глубоко, а не поверхностно, то знали бы, что достижения эти похвальны настолько же, насколько похвально и само происходящее в природе. Весь этот путь развития человека обусловлен естественным ходом и вызовами своего времени, ведь если бы мы действительно были всемогущие и сверхумные, а не глупые и немощные, то давно бы уже побороли смерти и болезни, нищету и голод, не говоря уже про несправедливость и варварство, убийства и войны. Но к сожалению, пока что именно последнему наука больше всего способствует.
Говоря о себе, каждый человек говорит лишь то, что является для него сегодняшним днём и то, каким он себя видит и ощущает в данный промежуток времени через имеющуюся призму собственного мировоззрения. Человек не учитывает и не включает в собственное описание весь свой жизненный опыт, своё прошлое и потенциальное будущее, а также отсутствует понимание объективной реальности и собственное положение в ней, что существенно искажает определение о себе самом и практически не даёт возможности это сделать в принципе. Из-за скоротечности смещения фокуса концентрации на определённых сегментах и мыслеформах нашего сознания и их последовательного замещения новыми образованиями теряется нить последовательности установок, которыми мы пытались определить себя, говоря о себе в определённом времени. Из этого следует, что невозможно определить себя общими и специальными значениями, так как в противном случае человеческий разум не был бы столь “эластичен” и “гибок” в своей трансформации, изменении, и про