Случайный человек

 Нет никаких других путей в жизни — либо быть с Богом, либо быть без Него. Человеку нужно это совершенство в образе Бога затем, чтобы избавить себя от собственного ничтожества и судьбы этого ничтожества.

 Что значит быть человеком? Это быть существом, облачённым в кожу, в плоть, иметь скелет и разум; иметь возможность понять, что ты реально существуешь в некой реальности, которая полна тайн, а ты в ней следуешь по заложенным в тебя данным и независящим от тебя обстоятельствам; это возможность осознавать свои какие-то данные чувства, совокупность всех этих явлений, что мы называет собственным ощущением жизни. Человек вполне сам по себе есть абстрактное существо, непонятное нечто; со всей его уникальной сознательностью он сам себе дивится.

 Каждый из нас может взывать в другом отвратительное, неприятное и отталкивающее ощущение, поэтому я лично не хотел бы в этом участвовать — не хочу становиться источником чужого отвращения к себе.

 Так много всего, что сказал и сделал человек — залил весь мир своей жизнью, пытаясь проникнуть всюду и оставить свой след. Разве это не болезнь?

 Скажу так: если ты читал Толстого, Достоевского или кого-либо ещё, то это ещё ничего не значит. Человек достигает своего совершенства только трудясь физически и мысленно, трудясь над самим собой.

 Я не накладываю на себя никаких ярлыков и не стараюсь придать себе значимости, якобы намекая своей деятельностью, что имею отношение к чему-то. Всё, что из меня исходит, просто есть во мне.

 Где же наше уважение? Где же наше спокойствие? Всё стало столь размыто, да ничего не поделать: жизнь сама всё решает. Человек хочет жить хорошо. И живёт. Ему никто не мешает. Весь мир у ног его положен, а он всё негодует и негодует, лишь продолжает травить мир и сам же в нём задыхается — словно никогда не будет конца человеческим негодованиям.

 Те, кто далёк от Бога, часто дают миру повод для скорби, а не радости.

 Говорящий “Бога нет” открыто заявляет о своём невежестве; но очевидно, что он не понимает этого, иначе бы не говорил подобного. И так как он, его гордость, не может согласиться с тем, что это его собственное непонимание, исходящее в первую очередь из недостаточной осознанности своего внутреннего существа — непонимания самого себя, собственных чувств и мыслей, — то он естественным образом начинает возмущаться и проявлять агрессию как защитную реакцию сохранения целостности своей малой и понятной ему замкнутой структуры жизни, и потому лишь ещё дальше отдаляется от Бога и всякого понимания чего-либо ещё, утверждаясь в своем невежестве, теша своё самолюбие в луже тщеславия, лишь бы не нарушить то шаткое и хрупкое мироощущение, которое на самом деле гораздо глубже и шире имеющегося, и удерживаемое на поверхности искусственно, дабы иметь уверенность в логике своих жизненных поступков и мотиваций, не допускающих к отстранению получения столь привычных наслаждений и привычного жизнеустройств

 Эгоизм — это болезнь, которой хочется поработить себе весь мир, перестроить его под себя, агрессивно бунтуя против сложившихся обстоятельств. Исцелиться от этой болезни можно только любовью к другому как к самому себе, через максимальное принятие мира и себя в нём.

 Важно понимать, что этот мир никому не даёт никаких гарантий, и уж тем более никаких гарантий не даст человеческая цивилизация или отдельно взятое государство, общество, родные или близкие. Если вы умрете, то только один раз, так же как и родитесь и испытаете этот уникальный индивидуальный опыт. Мы абсолютно целиком и полностью привержены самим себе, поэтому заботиться, например, о каком-то событии, находящемся дальше зоны досягаемости наших органов чувств, значило бы — оторваться от реальности, быть поглощённым в чужеродное.

 Религии — это лишь разные способы объединения людей в одно целое, в одно стремление пребывать в добре и любви, в том, что и есть Бог.

 Самая грубая ошибка, которую допускают те, кто берётся размышлять о Боге, — это попытка понять Его буквально. Но Бог — это проявление любви, терпения, уважения, желания блага и так далее. Как гласит одно изречение, “мудрость — это ум, наполненный любовью”; а если убрать любовь, то эта мудрость не приносит плода своего и становится просто инструментом для мышления, который часто растрачивает свои силы на ненужные поиски и действия, не созидает в полной мере, не пытается элементарным своим отношением создать лучший, добрый мир. Когда человек говорит спасибо, или что любит, или просто желает чего-то хорошего, когда жертвует собой ради другого, помогает кому-либо и прочее, что мы наверняка знаем как доброе и хорошее, то в этот момент, кем бы себя ни считал этот человек, он непременно проявляет себя в Боге, в том самом нравственном идеале, хорошем примере, некой высшей и благоразумной деятельности: когда отбрасывается желание печали, тревоги, зависти и злобы; когда незачем думать ни о чём

 Нужно отказаться от самих себя, чтобы ощутить целое.

 Честность и люди? Это что-то несовместимое.

 Я слишком хорошо знаю, что значит безразличие, правда, в этом нет ничего хорошего, ведь жить в бесчувствии — это, как описал Чехов, “паралич души, преждевременная смерть”.

 Положение простого гражданина в государстве всегда невыгодно; его судьба часто зависит от настроения власть имущих. А как известно, человек — существо непостоянное, переменчивое, особенно в своём настроении, и потому часто склонно к тому, чтобы злоупотребить своей властью.

 Я впервые дошёл до столь позорной мысли, что мне страшно говорить открыто в собственном государстве, потому что могу быть репрессирован за свою свободу слова — и даже при том, что я не выступал и не выступаю с явной антироссийской риторикой или явной агрессией против существующей власти, не занимаюсь разжиганием какой-нибудь ненависти или публичными оскорблениями и тому подобное, но просто рассуждаю о чём-то, что в любой момент можно при желании интерпретировать как нечто отрицательное или злостное, и у меня нет никаких гарантий, защищающих моё слово, кроме, разве что, собственной совести. А ведь тем временем я бы желал поделиться с миром собой и своими мыслями — честно, искренне, открыто. Мне кажется столь глупым то, что можно говорить про бездонный космос, можно говорить про нашу необъятную планету и всякие разные вещи в мире, но нельзя затрагивать некую область жизнедеятельности человека в определённом куске земли, потому что “она” остро реагирует на любое свободомыслие, “её” не ус

 Надо бы не просто бездумных палачей множить для управления государственности, а улучшать и развивать саму систему всячески, её соответствующие институты: правовые, общественные, экономические, нравственные и так далее. То есть регулярно проводить целый комплекс таких мер, чтобы все эти палачи-исполнители и не требовались вовсе и происходила разумная саморегуляция в государстве и обществе, а не насильственно-принудительная, как есть теперь.

 К чему все эти реформы, преобразования, прогресс, благополучие, благосостояние, процветание и всё прочее, что избавляет от всего того, что имело бы под собой основу ограничивать права и свободы человека и тем более давало бы право судить и наказывать его и так далее — всё то, что необходимо построить взамен гулага ради блага человека, общества, государства, — вопрос, конечно же, риторический. Как писал Достоевский, “я хочу не такого общества научного, где бы я не мог делать зла, а такого именно, где я мог бы делать всякое зло, но не хотел бы делать его сам”.

 Человек, который пытается привлечь к себе внимание, — жалкое зрелище. Сам подход к жизни у человека должен быть таким, чтобы его было невозможно не замечать.

 Меня смущает, когда я слишком много и часто думаю и говорю о себе.

 Нам всем нужна своя иллюзия, свой выдуманный мир, где мы могли или хотели бы жить.

 Мне кажется, что без Достоевского я бы никогда не смог познать простоту души. В то же время с Достоевским невозможно и бессмысленно спорить, уж слишком прямо говорит, — в лоб! — от чего не ускользнуть и не спрятаться, только согласиться остаётся с правдой.

 Я знаю, что теперь многие отвернутся от меня, но многие и повернутся ко мне. Но самое важное в этом всё то, что я буду сам присутствовать в своей жизненной перемене, а не прятаться от неё стыдливо, чтобы гордость не поранить, не считать себя проигравшим и не отдавшим часть своей жизни на суд неверный.

 Я ждал наказания, но оно не пришло. А был ли я виноват вообще? Снова сам себя ругаю и пугаю — другим до меня подавно дела нет. Но и не творю я бесовщину, а просто жить и добра желаю. Простят ли меня, если попрошу прощения? Ведь было дело — не прощали. А подразумевая жизнь, я бы не хотел подразумевать таких дел, за которые нужно было бы прощение просить; совесть пусть отводит от стыдобы, злобы, гнева и прочего, за что обычно потом просят прощение.

 До недавнего времени я был человеком монотонным.

 А вдруг в каком-то моменте жизни я достигал своего идеала, но просто не замечал этого? В любом случае этот идеал постоянно от меня ускользал, а я всё гнался и гонюсь за ним, не жалея и не щадя ничего на своём пути. Где же эта золотая середина? Где то место, в котором я наконец буду спокоен или доволен? Я был слишком аккуратен, что потерял всякое произвольное, что должно вести себя как живое, — и это именно чувство. С другой стороны, разве не к этому я и шёл? Ведь была и к этому дорога, в чём я утопал и не жил.

 Непременно, я бы вполне легко мог обеспечить себе нужное положение и захватить кусок жизни со всеми её обитателями, но для меня это был бы слишком простой путь, а мне нужен изощрённый, гротескный. Как только понимаю, что успех неизбежен, то теряю к этому интерес.