Случайный человек

Снова чувствую себя скованным, когда открываю себя людям: чувствуется в этом некая ложная привязанность, и не знаешь, от какого лица тебе говорить, ведь, пытаясь утешить былые воспоминания и надежды, пропадает возможность находиться в настоящем моменте и твёрдо смотреть на реальное, не пытаясь скрыть настоящее, не начиная заниматься самовосхвалением и замыканием на самом себе. Но есть обязанность моя перед людьми — дать им если не всего себя на службу, то хотя бы наибольшую часть себя, какую только могу дать. Но главное, чтобы она (эта часть) была настоящая, а не притворная, с чистыми намерениями и помыслами. Не стоило бы, конечно, мне бояться, ведь должен следовать этому велению — и уже следую, раз думаю и пишу об этом.

Любой плод должен сперва созреть, прежде чем будет от него толк. Так и мысль.

Мне лучше, чтобы мысли мои были только со мной, потому что только так я могу быть наиболее честным. Но кто понимает, что я имею в виду? Бывает так, что, когда пишу, я предполагаю, что, возможно, кто-то прочтёт это, и поэтому всегда есть шанс написать слегка надуманно, немного уводя себя же от того, о чём действительно хотел бы сказать. Прямо как и сейчас — к чему всё это? Пустая трата времени, чтобы запечатлеть эти ненужные строки о каких-то незначащих вещах. Отстранённое об отстранённом. Серая и унылая, рутинная рекурсия. Очевидно, что я вовсе не это хотел выразить, а может, и вовсе хотел промолчать... Самоотчуждение приводит нас к зябкому пребыванию, что мы становимся даже неспособными говорить открыто и прямо и, словно изгои, затворники, можем существовать только где-то в стороне ото всех, замуровавшись в своих зонах недоступности, скрытых за различными стенами и барьерами.

Мы же явно можем наблюдать, когда человек добр и когда он зол. Так как же кто-то может утверждать, что нет в мире добра или зла?

Некоторые вещи столь сложно уловимы, что просто не поддаются описанию словесному, ведь словесное наше — выдуманное. Не владеем мы языком универсальным, но всё есть в образах. Живём жизнь и смотрим душой своей картинки. Какую картинку видим, в таком мире и пребываем. Поэтому важно сосредотачиваться на хорошем, оно же и есть Бог, тогда и умирать не страшно.

Через сострадание высвобождается любовь.

Да простят меня те, кого я подвёл, кто доверял мне и верил в меня. И пусть не печалятся те, от кого я сам отвернулся осознанно, намеренно. Ведь понимаю, что не достоин я оставаться с ними, тем более так поступая. И потому они достойны лучшего, чего я и желаю им своим устранением.

Так всегда, в общем-то, в жизни бывает, что кто-то отвергает нас, кого-то отвергаем мы. Но только Бог нас принимает на веки вечные и соединяет меж собой.

Если вы по-настоящему способны что-либо ценить, то вы также должны ценить и момент смерти, потому что это — часть жизни. Если смерть вас огорчает, то, значит, и жизнь вы цените не до конца, ведь не принимаете то, что она в себя включает. Выборочное отношение — это притворство и эгоизм. Всегда нужна некая смелость, чтобы принимать всё, что даёт нам жизнь, и проявлять к этому долю уважения. Благодарность — это единственный разумный ответ, который мы можем дать на все проявления жизни.

Порой мы ищем сами не знаем что. Не имея ответа, мы можем только предчувствовать, что в ту или иную сторону нам нужно идти. Так и рождаются мысли и приоткрываются небольшие завесы. Неустанный труд... бесконечный путь...

Незнание как слепота, что слепота умственная, что слепота духовная.

Ничего не поделать: такими урождены люди. Только кто-то пытается возвыситься к идеалам, а кто-то же думает, что таким и должно быть. Как ни странно — оба правы.

Каждый человек нуждается в другом человеке, чтобы тот либо внушил в него уверенность, либо заставил усомниться. И то и другое порой необходимо нам в принятии наших важных жизненных решений, на которых и зиждется качество наших жизней.

Не пытайся заработать на учении: этим ты обесчестишь само учение и усомнишь в нём того, кого учишь.

Не смерть человеческая стоит внимания, а жизнь его. Но пока же всё наоборот: пока человек жив, всем плевать на него, а как умрёт, так вспоминают.

Мы забываем и не понимаем столь элементарные вещи, обманываемся своим величием и псевдознанием, извращая тем самым собственные жизни, и доходим порой до такого абсурда, что начинаем ненавидеть даже то, что нам жизненно необходимо.

Бессмертие, как и Бог, — это не явное фактическое: это живёт в виде некой идеи, воплощённой в наших жизнях; это память, это некое знание, представление и образ, который передаётся от человека к человеку на протяжении долгих лет. В этом заключается бессмертие, и в этом заключается Бог, потому что не покидает мира сего, в отличие от наших тел, сгнивающих под землёй или сгорающих на кострищах, развеивающихся затем прахом по ветру. Человек, как и всё материальное в этом мире, — это приходящее и уходящее. Но мысли, идеалы, поступки, если они выражались максимально гармонично и не противоречили устройству этого мира и вносили в него любовь и добро, оставались в нём на века даже после ухода человека или события — вот в чём заключается бессмертие. Значимость последствий не может сгинуть и предаться забвению — вот в чём заключается наивысшая истинность и ценность: потому что она вне времени.

Наука дело полезное, конечно же, да только сколь ничтожны те крупицы знаний, которые она добывает. Человеку ведомо малое; а самое большее, что ему дано познать, так это самого себя, где есть ответы более фундаментальные, чем все те измерения да открытия, сделанные волей случая и естественным ходом вещей, что есть не что иное, как просто опыт, накопленный человеческой цивилизацией, а не как нам кажется — гениальность ума человеческого, творящего прогресс на земле. Стало быть, что восхваление и превозношение науки есть явление заносчивое, которое выглядит как глупое зазнайство, ведь если бы действительно люди думали глубоко, а не поверхностно, то знали бы, что достижения эти похвальны настолько же, насколько похвально и само происходящее в природе. Весь этот путь развития человека обусловлен естественным ходом и вызовами своего времени, ведь если бы мы действительно были всемогущие и сверхумные, а не глупые и немощные, то давно бы уже побороли смерти и болезни, нищету и голод, не говоря

Долгое время я искал себя, свой путь истинный, не противоречащий голосу моей совести и моего разума, пытался втиснуть своё мировоззрение в различные философские учения и науки, найти сообщества и людей, разделяющих и понимающих мне подобное, думающих о схожем. Я искал некоего отклика, который указывал бы мне на то, что, наконец, я там, где и должен быть. Но всюду я был отвергнут и гоним. Никто не понимал меня или вовсе не хотел понимать. А если и находились те немногие, кто разделял мои убеждения, то были они поверхностны и с такой же легкостью могли принять и противоположное. Только в Боге я нашёл своё место. И только в Нём я был принят абсолютно. И нет больше во мне сомнений. И не чувствую себя больше непонятым, одиноким и брошенным. Глубоко утвердилось во мне это простое осознание, которое никак и ничем не отделить теперь от меня.

Не должна личная выгода ставиться выше достоинства человека. Всегда лучше избегать нечестных дел. И если уж желать получить вознаграждение, то важнее научиться служить самозабвенно и предоставлять другому человеку свою услугу хорошо, тогда и награда придёт сама, как растут грибы после дождя.

Легко говорить о добрых делах, особенно если понимаешь, в чём они заключаются. Но часто бывает так, что есть те, кто не может видеть своим умом, в чём может быть плох или хорош тот или иной поступок, и потому могут плохое посчитать за хорошее и совершить плохое, не считая его таковым.

И пусть я порой чёрств, и суров, и мягкости не позволяю, то лишь для того, чтобы не расплескать собственное чувство справедливости и благо — то истинно хорошее, что я взращивал в себе все прошлые годы своей жизни, чтобы дать это людям поровну в нужный момент, когда увижу в этом необходимость. Только так исполняется долг. Только так мы должны служить истине и нашей совести.

Человеческая суть отвратительна, а значит, и все люди отвратительны. Даже если человек доброжелателен на вид, спокоен и умиротворён, в нём самом же кишит сущность нечеловеческая, с оскалом из острых зубов пираньи. Человеку нужно было оставаться зверем, чем он был и есть, а не превращать себя в это уродливое явление царя природы, горделиво нарекая себя высшей точкой эволюции. Хорошо одно только, что смог Бога познать человек, и это, наверное, единственная его заслуга в этом мире, которая всё же никак не умаляет его вездесущую порочность и мерзость.

Зачем же рассуждать о мужчинах и о женщинах как о разном, словно один из них не такой же обычный человек.

Не стоило бы разделять бремя мужчины и женщины, наделять их разными свойствами и находить в них отличия кроме очевидных природных, а также пытаться всячески их сравнивать между собой, ведь у всех людей одно бремя и у всех людей суть одна. Все люди, мужчины и женщины, должны жить в гармонии; а раз этого нет, то значит, что кто-то находится в заблуждении и обманывает самого себя, а значит, и других; таков неразумен и живёт ради самоудовлетворения.

Мыслить не сложно, но сложно мыслить о важном, о полезном, чтобы находить хорошие ответы, необходимые для хорошей жизни. Мыслить не сложно, но сложно мыслить в одном конкретном направлении, целенаправленно, что подразумевает необходимость понимания предмета, о котором мы размышляем. Мыслить не сложно, но сложно сохранять самого себя в центре этих рассуждений и не утекать всем своим разумом в каком-то одном потоке, не вливаясь в чужое море последствий, где по глупости могла бы ожидать погибель. Мыслить не сложно, но порой мучительно.

Мне неприятно наблюдать, когда люди, которые занимаются развитием и познанием, распространением какого-то важного и полезного знания в какой бы то ни было области, пытаются заработать на этом и сыскать личных выгод. Для меня это лишь означает, что стремление этих людей к познанию не истинно. Для таких само знание — это товар, который можно продать. Они сами находятся в заблуждении, но выказывают себя умниками и всезнающими, важными персонами, ведь им принадлежит нечто, чего пока что не имеют другие. Это всезнайство, хвастовство, самоуверенность губительно для настоящего просвещения и скорее являются даже его противниками. Но большее негодование возникает тогда, когда такие лицемеры начинают распоряжаться судьбами людей в защиту интересов своего прибыльного дела, и даже порой в ущерб самого этого дела, лишь бы эта прибыль не уменьшалась. Там, где одни ищут упокоительного ответа, чтобы излечить свои раны и найти маяк света, эти мошенники расставляют свои ловушки и плетут паутины, набивая

Все желают справедливого общества, а между тем не каждый стремится исполнять свой долг перед обществом, перед самими людьми, послушно исполняя правила этого общества, тем самым делая справедливое общество лишь предметом обсуждения, а не быта.

Люди, стремящиеся к роскошной жизни, финансовой независимости, своему неиссякаемому богатству, то есть безграничному потреблению благ человечества, должны помнить, что, приходя к этому, прорываясь к своей заветной мечте любой ценой, на их долю, но на противоположном конце от этой беззаботной жизни, появляется некоторое число людей, которые живут вне этого достатка.

Разве могут Бог и мораль быть отделены друг от друга? В таком случае они становятся искажёнными и искалеченными, неполными. Так, Бог без морали становится богом войны или чумы, а мораль без Бога становится каким-то суррогатом и скорее походит на какую-то бесчувственную юриспруденцию или свод правил в местах заключения.

Я не боюсь сказать, если я боюсь; так же как не боюсь сказать, если я спокоен.

Если кто-то хочет знать о вас всё или больше, чем вы этого хотели бы, то, значит, вами хотят управлять.

Как красива геометрическая правильность! А ведь это — природные свойства вещей.

Мы действительно верим и надеемся, что наша жизнь кому-то нужна и интересна; мы ожидаем чего-то: что нас найдут и примут, сделают нашу жизнь счастливой и беззаботной, чтобы мы могли уподобиться утробному младенцу. Но в действительности же наша жизнь нужна лишь для чужих личных выгод, и каждый желает по отношению к другому того же. Желание хорошенько устроиться, насосаться крови и раздуться, как клоп на чужом теле, испражняясь под себя же во время своего пиршества, стремиться к постоянной похоти, — вот сущность человека. Как же можно это любить? Но видит Бог, что я стараюсь полюбить и принять это мерзкое создание, как и самого себя.

После смерти я бы хотел, чтобы моё тело предали огню.

Суть у всех одна. Но кто-то становится человеком, а кто-то — не до конца.

Большой ум, не имея полезной и нужной, подходящей занятости, начинает страдать.

Не многие способны думать своей головой. Чаще всего люди используют чужую мысль, олицетворяя её собой и выдавая за свою собственную.

Я уважительно отношусь к памяти, но просто пытаюсь свободно рассуждать на тему истории второй мировой войны, когда русские солдаты, русские люди гибли, как говорят сегодня, за наше будущее, и благодаря чему мы теперь имеем возможность жить и чему теперь обязаны. Но если переместиться непосредственно на базовый уровень восприятия происходящего, то становится ясно, что все те люди сражались в первую очередь за свою собственную свободу, за свои собственные жизни, и уже после — за целостность своего государства и народа. Выбора не было — либо умереть, либо сражаться. Вот и вся доблесть победы. О будущем или чём-либо ещё, на самом-то деле, думать было попросту некогда. Помимо этого стоит учесть, что за той отвагой и мужеством русских солдат-победителей также скрывалась и некая безысходность, ведь они должны были только побеждать — это было требованием, долгом, обязанностью и даже принуждением. Жизнь человека имела (и по сей день имеет) сравнительно небольшое значение и находилась (и по сей

Мораль и этика — это панацея от душевных страданий.

Мораль — это то самое, способное уносить и возносить человека в самое что ни на есть прекрасное.

Я действительно задаюсь вопросом: какой человек в здравом уме захочет или сможет отказаться от Бога, если он познает Его истинно? И какие мысли могут привести к этому в таком случае?

Как бы я хотел, чтобы человеческое достоинство совершенствовалось не страданием, а чем-то менее ранимым и терзающим...

У меня нет иллюзий на тот счёт, что после смерти наступит то же, что было и до рождения, то есть ничто. Это, казалось бы, вполне логично и предсказуемо, ведь не было никакого намёка на разум или что-либо ещё, что являлось бы моей предтечей и могло бы наблюдать, ощущать, испытывать что-либо и хоть как-то проявлять себя там, за тем горизонтом, чтобы запечатлевать моменты небытия в той неизведанной и бесконечной вечности, в том пребывании отсутствия, иначе была бы память об этом. А значит, не смогу я после смерти также познать и обнаружить собственное отсутствие, как и всё то посмертное восприятие и всяческие рефлексы. Всё то, ничто, та пустота, которая накроет нас в заветный день, будет просто простираться всюду — бездумно, безмолвно, без чувств и эмоций, словно одно сплошное неосязаемое полотно. Ничто не существует, но присутствует как представление о себе и из этого является основой альтернативы самой себя, то есть жизни.

Кроме Бога у меня ничего больше нет. И только в Нём моё спасение и умиротворение. Только наедине с Ним я чувствую остатки той любви, тепла и света, которые я когда-то имел в себе и которые были разбиты на мелкие кусочки.

Нет хуже зла, когда прикрываются Богом в делах нехороших. А это, считай, уже осознанное зло.

Я бедный, потому что честный. И я честный, потому что бедный.

Меня до мурашек пробирает, когда я каким-либо образом, но осмысленно и направленно оказываюсь причастным к счастью другого человека; когда я невольно могу наблюдать, как тот искренне и просто испытывает какие-то истинные, живые и в чём-то даже наивные, невинные светлые чувства, делающие жизнь этого человека лучше, счастливее и проще. Этим я живу, и словно питаюсь, как иссохший вампир, но жаждущий не крови, а прелестного упокоения, что делами и мыслями своими оказался наконец не отвергнут и поругаем, а полезным и доставляющим благо. Как же особенно хорошо мне бывает в такие моменты.

Я очень стремлюсь стать обычным, простым, заурядным, банальным, тривиальным, неприметным и посредственным, только ничего не выходит. И как бы я ни старался искренне прийти к этому, чтобы стать ничего из себя не представляющим дополнением общей массы, то это лишь ещё более делает меня отличным от других. Цель этого стремления — желание слиться с людьми, стать с ними единым целым, коими мы все и являемся от природы. Но в итоге я лишь всё дальше и дальше отдаляюсь. И если это мои какие-то природные таланты и дарования, которые должны, казалось бы, мне идти на пользу в жизни, то я бы хоть сейчас от них отказался, лишь бы стать простодушным, наивным и единым.

Кто не имеет Бога в себе, тот будет ему противоборствовать, потому что ставит свою личность, которую стоило бы стыдиться, выше нравственного идеала, к которому бы стоило стремиться. Но оно и понятно, ведь пока существует неосознанная привязанность к своим слабостям, желание собственного насыщения и пребывания в постоянном удовольствии, то такой жизнью кажется жить хорошо и проще, так как многое дозволено и многое брошено на съедение собственной безответственности, а потому свобода расценивается только как возможность ненасытного самообогащения и самоугождения в сию минуту, а не как необходимость в постоянном самосовершенствовании и самоограничении, труде над самим собой, где творится истинный человек разумный.

Стал осуждаем просто потому, что я мыслю не так, как хотелось бы другим.

В новостях постоянно мелькают сообщения об изменении каких-то цен и курсов, о всяких финансовых выгодах и рисках, о росте и падении в экономике и тому подобное. И всё это нужно только тем, кому есть что считать и что хранить да откладывать. Только вот простой народ, простой человек никак не может этого понять и никак не имеет к этому дела, потому что всю жизнь живёт на одних и тех же грошах, и все те взлёты и падения финансовые ему одинаково бесполезны.

Не нужно простому человеку рассуждать о политике: от этого только лишними, тяжёлыми мыслями себя обременяет, что сказывается на его жизни не в лучшую сторону, и при этом он никак не способен влиять на какую-то политическую ситуацию, потому что не имеет власти.

Я не хочу быть ни коммунистом, ни либералом, ни кем-нибудь ещё, где бы мне промывали голову пропагандой и настраивали отстаивать чужие интересы как свои собственные, тем самым забирая мою жизнь и мою свободу. Я всего лишь маленький человек, желающий себе и другим доброй жизни, справедливости и равенства, уважения и терпимости, любви и дружбы, искренности и сострадания.

Есть очень простой критерий распознать человека с недалёким умом: это как минимум по его привычке или даже нейтральному настрою к тому, чтобы употреблять алкоголь, табак и прочие дурманящие средства, которые угнетают разумность в человеке, всячески преуменьшают и подавляют её. Конечно же ум такого будет недалёк и слаб.

О гневе Божьем и возмездии Его толкуют, просят и молят лишь те, кто не познал Бога.

Меня огорчает то, когда я пытаюсь делать хорошее и доброе людям, а в ответ просят прекратить, словно я их принуждаю отвечать мне взаимностью. Может быть, они неловко, неудобно себя чувствуют от этого, полагая, что теперь они чем-то обязаны мне, и потому препятствуют, отвергают то доброе и хорошее, что я пытаюсь сделать для них; а ведь именно это и делает меня по-настоящему счастливым. Та обязанность есть только одна — обязанность всех людей перед Богом. Наверное, это-то меня и ранит больше всего, что люди не хотят стремиться к Богу.

Моих мыслей стало столь много, что порой я не успеваю их даже тщательно обдумать и записать. Кажется, что раньше я был более сконцентрирован над предметом своих размышлений и возводил каждую мысль в абсолют, погружался в её глубину насколько это было возможно; но при этом и теперь нельзя сказать, что разрастание мыслей стало погоней за количеством в ущерб качеству. Возможность мыслить столь сильно разрослась во мне со временем, что множественные процессы в моём сознании стали протекать одновременно и развивать всё новые и новые пути, которые ответвлялись друг от друга и образовывали более сложную и в то же время более понятную структуру того, что раскрывало всецелую картину в происходящем, в протекающем настоящем — в том самом, что мы называем реальностью, и всего того, что она в себя включает.

Порой человек болеет не только телом, но и душой. Чаще всего это называют некими внутренними кризисами, переживаниями, что выражается некоторой тяжестью в мыслях и поступках, становится чем-то угнетающим. Но это обязательно проходит в какой-то момент, и всё рассеивается, словно наша душа выздоравливает от недугов; словно происходит большая внутренняя борьба внутри нас и мы снова оживаем.

Если вы не чувствуете лёгкости на душе, то это лишь оттого, что мыслите о ложном.

Я настолько мёртв собой, что не чувствую, что живу. Все мои мысли уже давно за той гранью и находятся там. Я давно готов к смерти и жду её, но она не приходит. Даже несмотря на мою относительную молодость, где, казалось бы, жизнь должна быть в самом своём расцвете, я мечтаю о смерти, как о логичном завершении своей жизни. Есть двоякие чувства перед смертью: иногда я чувствую некий страх и пытаюсь его подавить, но от этого лишь ещё больше боюсь и, во избежание этого страха, придумываю какие-то цели для жизни, убеждая себя в любви к ней, которую на самом деле давно изжил и потерял её нить, как и всякие надежды и всякие причины; иногда же, как сейчас, я просто всеприемлем и столь спокоен, смиренен, что не чувствую и не нахожу в себе никаких волнующих колебаний: мне кажется, что ничего не осталось в этом мире для меня, кроме смерти, и что только её наступление даст мне наконец желаемое спокойствие и истинное уединение, моё забвение, моё лучшее место — небытие.

Бог бессилен там, где Его не знают.

Я чувствую, что мой ум стал менее проницательным; но таков был путь, ранее мною выверенный, чтобы открыть нечто более важное, чем только проницательность. А может, это просто моё очередное самовнушение...

Зачем же разумно стремиться к боли? Это, кажется, было бы странным желанием, равносильное тому, что, зная о невозможности познать всё, продолжать пытаться достигнуть невозможного. Стоит ли растрачивать свою жизнь в таком случае? В силу естественного ограничения никто не может знать многого, поэтому можно заключить, что все знают примерно одинаково, если не вдаваться в детали и специфические вопросы, понимание которых зависит от посредственных параметров и в основе своей составляют обычный опыт, накопленный конкретной практикой. Поэтому чрезмерное стремление к познанию мне кажется лишь подменой того, в чём мы себя ограничили, что сами себе запретили, иначе не смогли бы познавать и направлять дополнительные усилия в мышление. Но опять-таки в итоге мы вновь будем вынуждены возвращаться к началу, к своему естеству, и это не попытка спрятаться за невежеством, даже если это может казаться так, а лишь значит — начать мыслить “чисто” и существовать своей исходной сутью: не искусственно, без др

В своей жизни я стараюсь проявлять людям добро, какое в моих силах вообще возможно проявить, как и стараюсь помочь всем, чем могу. Но когда моей добротой и честностью начинают злоупотреблять, полагая, что моё служение другим ради их же блага является моей обязанностью перед ними, а не жестом доброй воли, это начинает превращаться в надругательство над невинностью, употреблением добра во зло, и на этом христианство моё прекращается, дабы не навредить Большему.

Смотрю на жизни человеческие в современном мире и сравниваю их с жизнью простого аборигена — и удивляюсь: живут племена дикие в таких условиях, о которых современный человек даже представления не имеет, — как бы жил такой человек после всей той роскоши и даже того минимума, который он имеет в цивилизованном мире? Можно лишь догадываться о глубине фрустрации. При этом он постоянно находит причину, чтобы жаловаться на что-то, быть недовольным, усталым от чего-то, а в то время абориген проживает жизнь хоть и менее комфортную, но более полноценную, и ни в чём никого не винит: ему просто не до этого, он сосредоточен на выживании, всё лишнее отсутствует. В то же время у, казалось бы, дикарей также есть своя речь, культура, обычаи, традиции, история и так далее, что в совокупности своей образует структуру общества; однако их общество кажется более справедливо устроенным, даже несмотря на всё то, что живут они в гораздо менее благоприятных и развитых условиях, чем люди современного мира. В цив

Чувствую, а может, мне лишь так кажется в сей день, что моё сердце озлобилось спустя время после того, как я обрёл своё самосознание, хотя всё то время деятельность оного направлялась на беспристрастность, справедливость, неоценочное суждение — чистое, плодотворное, без капли злобы и намёка на злость. Я просто был сторонним наблюдателем и пытался разглядеть и понять вещи лучше. Но чем больше я погружался в познание мира, тем сильнее высвобождался своей сущностью из кокона своего незнания я сам и всё глубже проникался истинным, правдивым идеям и мыслям, которые были, есть и будут. Но это затягивание в реальность озлобило меня скорее потому, что эти самые истинные и правдивые мысли и идеи игнорируются, попираются, становятся местом брани и высмеивания. Всё то лучшее, ради чего стоило бы жить, оскорбительно и несправедливо втоптано в грязь.

У меня не осталось ни малейших сомнений на тот счёт, что людей болванят нарочито.

Да, жизнь — несправедливая штука. Ведь чтобы её прожить, необходимо доказать своё право на существование, отстоять претензии на саму жизнь.

Насколько раньше я был глуп в своих материалистических взглядах и, как прочие глупцы, искал какие-то доказательства о Боге где-то снаружи, в недосягаемом далеке, а Он всё время находился внутри меня, где искать и не думал. Как и зачем можно доказать суть Бога, если ты в себе этого не имеешь, не видишь, не находишь? В том и дело, что никак. Ведь это — ощущение и понимание высших благородных чувств и мыслей, направленных на благо человека и мир. Это просто безграничное ощущение любви, в конце концов. Бог — это квинтэссенция благородства, высших, светлейших ценностей. Это — идеал всего хорошего и даже выше этого! Это — направленное благожелание, совестливое созидание добра ради добра, бескорыстно и смиренно, с мягким чувством родителя к своему ребёнку. Что же здесь нужно доказывать? Это просто нужно в себе иметь, и взращивать, и развивать так же, как и умение читать, писать, ходить и говорить. Но это лишь минимум того, что делает нас человеком, поэтому необходимо расти и развиваться дальш